Momento mori

Сообщили сегодня, что умерла моя подруга по университету.
Она на год моложе меня.
Мы не виделись с ней очень давно, больше 4-х лет точно.
Все некогда было. Я пыталась собрать всех в 2014 году на день учителя, никто не пришел.
И я махнула рукой.
Теперь вот есть повод собраться.
Забавно - нас соберет та, что реже всех посещала наши сборища.

---

В подарок

@темы: Мои вышивки

---

О родстве мыслей. Или душ?

Гете писал, что вполне естественно, когда одни и те же мысли (идеи) приходят людям в голову.
К чему я это? Много лет назад мне тоже кое-что пришло в голову... и я это записала. Я не хотела писать конкретно об ангелах, о Люцифере и всех прочих, поэтому все зашифровано, но довольно-таки прозрачно.

Сразу говорю, к "Темному ангелу" Джема данное произведение не имеет никакого отношения.

Сначала это было самостоятельное произведение, но со временем превратилось... как это называется, сайд-стори? к "Sамоубийцам".

Под занавес привычное напоминание - ребата, только я знаю, откуда растут ноги у этого бреда, потому что он мой.
Так что не будите во мне зверя!


За голубым шелком неба, за черным бархатным плащом вселенной, расшитым бриллиантами звезд, в ярком свете простираются заоблачные земли, на бескрайних просторах которых в своих замкнутых и прекрасных городах живет народ аггелос, вечный в своей молодости и счастливый великой мудростью.
Там на облачных холмах возвышаются бесконечные, уходящие серебряными шпилями далеко в свет воздушные замки из тончайшего матового стекла и легкого тумана. Там вокруг тихо и спокойно; там никогда не бывает ветра, дождя или снега и не происходит смена времен года, как день не сменяет ночь. Один только слепящий глаза свет и белая пелена облаков.
Все аггелосы -- можно увидеть, как их маленькие фигурки в бело-серебристых мантиях бесшумно и легко скользят по лестницам, как их беспечные лица выглядывают из-за белых муслиновых занавесок на окнах и глаза их, излучающие свет, улыбаются каждому -- заняты своими повседневными делами, но часто их лучистые глаза обращаются к радужному сиянию граней хрустального Святилища, путь к резным воротам которого усыпан лепестками роз, вход куда охраняют единороги. Несколько раз в месяц Наместник поднимается по лестнице и скрывается внутри Святилища, а когда выходит, то сообщает всей стране повеление Всевышнего. И, сотворив молитву, аггелосы выполняют Его волю и потом снова -- счастливы и довольны собой, а пуще всего тем, что так быстро и ловко управились с поручением. И никто из них не задумывается над тем, есть ли кто-нибудь там, за этой радужной дверью, ведь только Наместник имеет право входить туда. И никто не смеет повторить этого, никто, кроме одного.
Его звали Светоносец -- прекраснейший из всех, с величественным лицом и непокорным взглядом темно-синих, почти черных, бездонных глаз. Гордо вскинув голову, так, что темные с голубым отливом кудри волной упали ему за спину, он взошел к дверям Святилища, чем возвысил себя из числа других, и был низвержен на Землю Всевышним. Но, не желая примириться своей судьбой, Светоносец обещал вернуться, чтобы отомстить.

И он вернулся. Облаченный в черную мантию, он стоял на ступенях Святилища с обнаженным мечом в руке.
-- Мое имя Светоносец! -- громоподобно крикнул он. -- Я вернулся, и со мной пришло возмездие!
Высоко занеся над головой свой меч, он вонзил меч перед собой с такой силой, что трещины разбежались по чистому хрусталю от места его удара, и задрожало Святилище.
-- Я призываю к себе всех, кто считает необходимым присоединиться ко мне, тех, чьи убеждения требуют этого, -- говорил Светоносец. -- Всем вам дано право свободного выбора. Я никого не буду упрашивать. Идите за мной! Сейчас я не могу ничего вам дать, кроме обещаний, но, если мы победим, к вашим ногам упадет весь мир!
-- Никто не пойдет за тобой, -- заявил Наместник у него за спиной. -- Этот народ слишком чист и совершенен, чтобы служить тебе.
Светоносец рассмеялся:
-- Ты говоришь так, словно уверен в каждом своем подданном?
-- Да, уверен, -- отрезал Наместник. -- Мой голос -- это...
-- Это только твой голос, -- перебил его Светоносец очень серьезно, -- и ты говоришь только за себя. А что, если спросить их?
Он поискал глазами в толпе и, указав наугад на какого-то низенького юношу, спросил:
-- Ты пойдешь со мной?
Вопрос был настолько неожиданный и откровенный, что молодой человек, опустив голову, промолчал. Повторив одно и то же несколько раз, Светоносец не получил ни одного ответа.
-- Я был прав, -- ехидно улыбнувшись, сказал Наместник. -- Срeди них нет предателей, а уж тем более твоих союзников.
-- Но никто из них не отказался от моего предложения, как никто не согласился с твоим, -- зубасто улыбнулся Светоносец, пропуская своего врага вперед. -- Мы живем в эпоху перемен, и, поверь мне, не все еще сказано.
-- О чем это ты?
-- Услышишь со временем. Жаль только, меня не будет рядом и я не увижу выражение твоего лица.
-- Очень мило, но до этого нам обоим еще нужно дожить, -- отпустил свое замечание Наместник и крикнул в толпу: -- Вызов принят!
Толпа, собравшаяся вокруг за считанные минуты, зароптала, но не от возмущения или радости: все морально уже были готовы к такому повороту событий, -- в частности от того, что Лилей пытался протиснуться как можно ближе к Святилищу.
-- Военные действия начнутся завтра в *** и будут длиться до полного поражения одной из сторон или смерти зачинщика, -- Наместник взглянул на Светоносца. -- Если, конечно, он не передумает и не уберется обратно на Землю.
-- И не надейся, -- он метнул свой черный смертоносный взор на Наместника с такой ненавистью, что тот невольно отступил. -- Я согласен на твои условия, но внесу одно изменение.
Теперь Лилей стоял в первом ряду, у самых ступеней хрустальной лестницы и не сводил глаз с черно-белых фигур. Светоносец уловил на себе его вопрошающий взволнованный взгляд и улыбнулся всего лишь краями губ.
-- Если я проиграю, -- продолжал он, -- что ж, попытайся убить меня, если сможешь. Но если проиграешь ты, -- его длинный ноготь уткнулся в грудь Наместника, -- я разрушу Святилище, а на его месте возведу свое, и сомны людей придут, чтобы поклониться мне. И можешь не сомневаться -- тогда ты умрешь.
И он громко, в полную силу расхохотался: задумка была так же неплоха, как и внезапно побледневшее лицо Наместника.
Лилей не желал, да и не мог больше слышать этот смех и бежал прочь от него, от этих несчастных, еще не ведавших своей судьбы, бежал от боли. В его белой груди так давило и жгло, что слезы застилали его прекрасные, поразительной голубизны глаза, словно в них был заключен кусочек неба, и он ничего не видел вокруг себя, даже той тени, что шла по его следам от самого Святилища. Она то приближалась, то удалялась, но, только когда кончились последние улицы города, посмела принять человеческие очертания, и рука холодная, как лед, с длинными ногтями опустилась Лилею на плечо.
-- Ты сердишься на меня? -- спросил Светоносец.
Длинные и белые, как лунный свет, кудри тускло сверкнули, точно были из стекла, когда Лилей медленно склонил голову в его сторону. По тонким мягким губам скользнула ласковая улыбка, но красивое своей удивительной белизной и изяществом черт лицо было по-особенному печально, словно он получил весть о кончине дорогого ему человека.
-- Что вы делайте? -- вопросом на вопрос ответил он своим поющим, как вода на перекатах, голосом.
-- Значит, сердишься, -- понял Светоносец. -- Ты еще слишком молод. У тебя слишком нежное и доброе сердце -- тебе жалко их всех, -- но попытайся понять меня, Лилей.
Он присел на скамейку, Лилей покорно опустился рядом.
-- Ты должен меня понять. Наверно, только ты и можешь понять меня, ведь тебе ведомы стремления, которые братья привыкли называть греховными и противоестественными.
Ты поступил бы так же, если бы знал то, что знаю я. Эта война -- мое возмездие за мою оскорбленную честь, расплата за мое унижение, за ту несправедливость, которой мне отплатили за долгие годы усердной службы. И все от того, что я смотрю на мир под другим углом зрения; от того, что я не желаю закрыть себе глаза, рот и уши и впасть вместе со всеми в спячку; от того, что я дерзнул вступить на ступени Святилища, -- его голос звучал все убедительнее и требовательнее. -- В моей душе горит адским огнем обида, и остудить ее может лишь месть.
Непроизвольно его ладонь сжалась в кулак, и у Лилея из горла вырвался сдавленный крик, похожий на плачь птицы:
-- Но не так?! Ведь вы подставляйте ни в чем неповинных людей!
-- Они сами делают свой выбор.
-- Но он не спасет их! Если они пойдут за тобой, они погибнут; если против тебя, погибнут тоже! Это глупо... глупо и нелепо рисковать жизнями других и своей собственной ради удовлетворения чувства мести.
-- Прости меня, Лилей, но мне нужна эта война.
Светоносец поднялся, чтобы уйти.
-- Отец! -- воскликнул Лилей, оборачивая к нему спокойное, без слез лицо. -- Что с вами будет?
-- А я-то думал, что стал тебе уже безразличен.
-- Вы мой крестный отец, -- глаза Лилея заблестели от улыбки. -- Вы единственный отец, которого я знаю, и люблю я вас больше и сильнее, чем иной сын может любить своего отца. Мне будет больно потерять вас.
Светоносец глядел на этого хрупкого юношу с легкоранимой душой, который пройдет все девять кругов ада и все еще с радостью будет приносить утешение всем, кто будет в нем нуждаться.
-- Спасибо за заботу, -- с искренней грустью сказал Светоносец, подходя к Лилею. -- Но, если я буду побежден, Наместник не убьет меня. Замучает, отдаст на растерзание моим сторонникам, но оставит мне мою жизнь в назидание потомкам. Согласись, лучшим наказанием для меня будет новое низвержение и вечная жизнь?
-- Мне очень жаль.
-- Не жалей меня, не надо, -- Светоносец крепко обнял Лилея, словно не хотел отпускать его от себя, не хотел, чтобы кончился этот миг откровения. -- Я тоже люблю тебя и потому прошу -- идем со мной.
Лилей отступил, и непреодолимая печаль заволокла его глаза.
-- А если я откажусь, что тогда?
-- Ничего, -- Светоносец опустил руки и покачал головой. -- Я не буду чинить тебе никаких препятствий, но я не смогу уберечь тебе от несчастий, которые тебя ждут.
Подумай, на что ты обрекаешь себя. Ты не аггелос, ты не принадлежишь не к одному из известных мне родов, коих у нас три: Светлые, Пресветлые и Богоподобные. Ты вырос в моем мире, -- он поднял лицо к свету и прошептал проклятие. -- Но ты другой. Ты не похож на них ни характером, ни лицом и никогда не станешь одним из них. Белые завистники, которые в приступе чрезмерной гордыни и уязвленного самолюбия прозвали тебя Агеном -- «безродным», или «нерожденным», не позволят: ты слишком опасен для них, мысли и чувства, замутняющие иногда твою душу, как ил, поднявшийся со дня реки, опасны для них.
Ты сказал, что глупо и нелепо рисковать жизнью ради мести. Ты слишком дешево себя ценишь, и прежде всего потому, что еще не знаешь всех своих возможностей. Но кто-то знает.
Мне самому ведомо немногое, -- наклонившись к Лилею, он продолжал: -- Я знаю, что ты человек, что в жилах у тебя струиться не эфир, а кровь. Ты смертен, в отличие от меня. Душа твоя -- насколько я успел узнать -- слияние эфира и эреба, света и мрака, добра и зла, миропорядка и хаоса, только первого, чистого, в тебе все равно больше, чем второго.
Но вот вопрос, на который я не знаю ответа, -- чем ты так важен для них? Я спорил из-за тебя со многими аггелосами, желавшими взять тебя под свое покровительство, но я никому не уступил своего права. Я нашел тебя у лесного озера, в высокой, хрустящей, как вафли, траве; я услышал в журчании горного ручья твое имя; я взял тебя на руки и принес в этот город.
Подумать только, -- говорил Светоносец, сжимая в своих мощных ладонях изящную хрупкую руку своего крестного сына, -- прошло уже так много... хочется сказать -- так много лет, но здесь не считают года, потому что здесь не чувствуется ход времени. Скажу иначе: уже давно ты, дитя совсем иного, чуждого нам мира, стал мне сыном.
Ты был и останешься моим, и они не простят тебе этого. Ты будешь страдать сильнее меня, если только останешься с ними, -- и он многозначительно добавил: -- Я не хочу для тебя такой участи.
-- Я знаю, -- Лилей спрятал лицо в руки, -- но я не могу пойти с вами, отец. Таков мой выбор.
Он подчеркнул свои последние слова, показывая тем самым, что он готов идти по пути наибольшего сопротивления, чего бы ему это не стоило.
-- Я так и думал, -- Светоносец погладил Лилея по белоснежным волосам. -- И кто знает, может быть ты и прав. Ты молод, умен, очень красив, но ты не знаешь жизни. Будь покоен, она тебя всему научит -- через боль и слезы. Научит любить и ненавидеть, защищаться от врагов и превратностей судьбы, научит использовать других в своих целях, даже убивать.
Помнишь, как мы с Девилом учили тебя владеть клинком? Однажды вы отрабатывали новый прием, и в тот момент, когда Девил был повержен и тебе оставалось нанести последний решающий удар, ты не сделал этого, ты просто не смог. Ты не хотел отнимать у него жизнь даже в шутку, а он подскочил к тебе сзади, кольнул тебя кончиком рапиры в спину и сказал, что ты убит. Это было нечестно, но в жизни всегда так.
Теперь тебе придется учиться убивать, Лилей. И учителя у тебя будут жестокие и беспощадные: ошибешься, уступишь эмоциям -- умрешь. В худшем случае -- тебя изуродуют, искалечат.
Лилей невольно содрогнулся от этой мысли.
-- Меня лишь одно будет утешать в моих радостях и горестях. В моей памяти ты навсегда останешься таким, какой ты сейчас: прекрасный мальчик с великим сердцем, хрупкий, как цветок, но твердый, как сталь, в своих решениях, в чьих ясных глазах заключена вся мудрость вселенной, -- он приподнял его подбородок и заглянул в глаза. -- На Земле небо полно цветом твоих глаз.
Ничего не бойся.
Светоносец еще раз улыбнулся и кинулся прочь быстрее ветра, а до слуха Лилея, неподвижно сидящего на скамейке, долетело его последнее слово:
-- Прощай...

Сражения в *** шли с переменным успехом. Ни одна сторона не сдавалась даже в самые тяжелые для нее моменты. Они бились до конца.
Общее число павших с той и с другой стороны насчитывало около пяти тысяч, но точно ничего не было известно: с каждым днем жертв становилось все больше и не всех успевали сосчитать. Золотые Врата были открыты настежь для героев, Каменные -- для предателей.
На этой почве возникали всевозможные пересуды. В городе считали, что обе стороны творят святотатство, нарушая издавна положенный закон, что братья не убивают братьев.
Затеяв войну, Светоносец активно принимал в ней участие, сражаясь бок о бок со своими сторонниками. Наместник ни в чем ему не уступал, но он ждет, ждет последней, решающей все, битвы и поэтому не выходил на первый план.
Все было напрасно! Многие не понимали, ради чего они рискуют своей головой, многие переходили на сторону Светоносца, который, ко всеобщему удивлению, побеждал. Казалось, еще чуть-чуть, и положение злодея займет сам Наместник, и даже его поединок со Светоносцем не спасет этот мир от разрушения.

Лилей -- говорили, что за дерзость Наместник заплатил ему пощечиной, -- вихрем ворвался в белоснежный шатер:
-- Это правда? -- спросил он; его небесной синевы глаза сверкали от негодования. -- Впрочем, можете не отвечать. Я знаю.
Наместник обернулся на него с лицом непроницаемым, как свинец, и рука его с бумагой медленно опустилась.
Опять он! Этот Аген! Гордо поднятая голова, дерзкий взгляд, чужое непокорное сердце!
-- Зачем вы призывайте на поле боя творцов?
-- Мы побеждаем, Аген, -- был холодный, злой ответ, и Лилей отчетливо расслышал с каким презрением Наместник произнес последнее слово. -- Осталась последняя решающая битва, и мне нужны люди, чтобы поддержать численное преимущество над врагом.
-- Вам нужно пушечное мясо, -- с жаром произнес Лилей. -- Они служители прекрасного, их оружие -- слова и ноты. Посылая их туда, вы обрекайте их на неминуемую смерть.
-- Рано или поздно приходится учиться чему-то новому.
-- Тогда научите их ненавидеть, чтобы они могли убивать. Только так, иначе вы потеряйте всех: они не будут покупать себе жизнь ценой другой жизни.
-- Вы, как всегда, преувеличивайте, -- Наместник налил в высокий хрустальный бокал красного и густого, как кровь, вина. -- Всему свое время. А мои часы показывают мне, что близятся к концу все сроки. Это большая честь, Аген, принять участие в великой битве против тьмы; другой возможности уже не будет, -- с каким воодушевлением говорил он, слегка прикрыв глаза, словно грезил наяву. -- Ведь еще никто и никогда не видел такого войска, какое будет у нас. Слава о нем достигнет всех концов вселенной, когда мы победим!
-- Вы уже и так прославились количеством убитых в этой войне, и вам все мало.
-- Убитые... -- повторил Наместник и отпил немного вина. -- Ваши слова слишком грубы, чтобы передать то, что мы, аггелосы, подразумеваем под смертью. Сердце каждого аггелоса содрогается от боли, когда один из нас уходит. Каждый из нас чувствует нанесенный ему ущерб, словно у нас, у каждого, отняли часть его тела, но очень скоро мы ощущаем восполнение этой утраты, потому что дух нашего потерянного брата сливается с нашим. Смерти, как таковой, для нас не существует, Аген. Вам не дано понять этого, ведь вы не один из нас.
-- Будь я одним из вас, мое сердце давно разорвалось бы от горя. Неужели вы не видите того, что твориться вокруг? Остановите это безумие!
-- То, что сейчас происходит в ***, это, бесспорно, прискорбный факт. Он никогда не забудется, как никогда полностью не залечатся наши раны. Но, я надеюсь, что будущие поколения не осудят нас, ведь все, что мы делаем сегодня, это все для них, для их блага. Разве такая цель не оправдывает любые средства? Хотите? -- он протянул Лилею свой бокал. -- За будущую победу!
Лицо Лилея стало вдруг смертельно-белым, в глазах промелькнул гнев, и он выбил из рук Наместника предложенный бокал. Вино окрасило белый шелк в алый, и, мелодично звякнув, разбился хрусталь.
-- Вы либо сошли с ума, либо вам глаза ослепило ваше величие! -- отрезал Лилей. -- Сражаясь такими методами, вы уподобляйтесь своим же врагам. Так чем же вы лучше их?
-- Если бы я и мои воины рассуждали, как вы, этот город уже давно сравняли бы с землей такие, как ваш крестный отец, -- взревел Наместник, утирая следы вина на одежде и руках. -- Поговорим откровенно, Аген. Сначала боевых действий вы никого не убили, не ранили, не взяли пленных. Догадываюсь, что вам трудно идти против того, кто вас воспитал, но в борьбе добра и зла вы не можете придерживаться нейтралитета.
-- Этих несчастных и так ждет огненная бездна, зачем же заставлять их страдать преждевременно? Зачем нужна эта страшная война, эти жертвы и боль, когда Он одной своей мыслью может обратить в прах армию Светоносца?
-- Не вам требовать у Него отчета! -- гремел Наместник, более не в силах оставаться хладнокровным. -- Зло должно быть уничтожено! Все без остатка! И не важно, как мы это сделаем, но зло будет уничтожено.
-- Нет, -- гнев угас в душе Лилея, и он вновь заговорил спокойно. -- Теперь вы не сможете искоренить все зло. Оно уже есть в сердце каждого: и в моем, и в вашем. Лучшее доказательство тому -- гнев и злоба, что обуяли нас сейчас громкими фразами сотрясать воздух. Разве прежде в своих спорах аггелосы доходили до крика? Это все зло, и с каждой смертью его становиться все больше. Говорю вам, хоть вы и не желайте меня услышать, в этой войне не будет победителя или же это будем не мы.
-- Довольно, Аген! -- и Наместник указал ему на выход. -- В вас говорит обида вперемешку с гордыней, что всегда была вам присуща.
-- Вы не поняли... -- хотел было объяснить Лилей, но Наместник не дал и слова ему сказать поперек:
-- Убирайтесь вон, Аген! Я не желаю вас не видеть, не слышать. Все будет так, как я сказал, а если вы посмеете смущать своими речами солдат, то я прикажу взять вас под арест и устроить принародную экзекуцию. И не сомневайтесь, у меня хватит на это власти!
Лилей лишь чуть улыбнулся в ответ на эти слова и, отстранив матерчатый полог, вышел. Больше он ничего не мог сделать, чтобы избежать катастрофы.

Они сошлись по разный стороны *** -- Светоносец и Наместник -- два непримиримых врага, а в прошлом -- неразлучные друзья. Минут пять они смотрели друг другу в глаза в поисках хоть какого-нибудь страха. Этот бой для одного из них должен был стать последним. Но Светоносец лишь хмуро и зловеще улыбался, гордо задрав голову; его вороной жеребец нетерпеливо бил копытом.
Такое вступление Наместнику не понравилось, и, чтобы больше не тянуть, он поднял руку. И это было начало конца. Две силы столкнулись, свет и мрак, и кровавым вином была залита белая туманная пелена, пронзенная стонами и криками раненных.
Лилей был верен себе: сражался, но не убивал. То там, то тут сверкал его белый, как крылья чайки, плащ, но вдруг он встал как вкопанный, словно его ноги приросли к земле, и крик замер на его устах.
То войско, что состояло сплошь из творцов и художников, было разбито. Они падали к ногам своих врагов, как скошенная трава, не оказывая им ни малейшего сопротивления. «Они и не подумали защищаться», -- с горечью заключил про себя Лилей, увидев, что мечи убитых даже не обнажены.
В это самое мгновение Лилей услышал за своей спиной крик, досадный и сопряженный с какими-то проклятьями, и резко обернулся. Неудачливый злодей лежал, поверженный, на груде чужих тел с окровавленной грудью, и пустые мертвые глаза застыли на стальном клинке, что отчаянно сжимала еще теплая рука, а над ним стоял Девил в черном плаще. Кровь еще не запеклась на его клинке, и ни один мускул не дрогнул на его каменном лице, когда друзья все поняли.

Эти двое -- Лилей и Девил -- всегда (с тех пор, как Лилей помнил себя) были неразлучны: помянув одного из них, ни в коем случае нельзя было забыть другого. Добрые друзья и непримиримые соперники в любом споре, ни один из которых не мог быть выигран ни одним из них, настолько сильно было это противостояние, когда никто не хотел уступать другому. Но в то же самое время, они были настолько в чем-то похожи, что их запросто принимали за родных братьев, хотя в жилах у них текла разная кровь, хотя никто и никогда не видел такого цвета волос и глаз, как у Лилея, хотя он выглядел всего лишь подростком, хрупким изнеженным мальчиком рядом с Девилом, а казался старше своих лет.
Во время их последней встречи они говорили о Светоносце, о предстоящей битве в небесах, и только об одном не проронили ни слова -- о том, что в следующий раз им суждено встретиться уже врагами.
-- Наместник недооценивает возможностей Светоносца, -- говорил Лилей, -- а я уверен, что он найдет много сторонников, которые согласятся пойти за ним. Многие верят словам моего отца, многие считают правым его и не знают, как им теперь быть. А ведь это еще хуже.
-- Конечно, проще сражаться, зная своего противника в лицо, -- черные глаза Девила сузились от удовольствия предстоящих событий, -- а не ждать удара из-за угла.
-- Не все способны сразу признаться себе в том, что они утратили веру, -- Лилей, не отрываясь, смотрел на друга с печальным укором, словно тот знал какую-то страшную тайну. -- Мой крестный оказался исключением из общего правила.
-- Но, может быть, не он один? -- спросил Девил резко.
Лилею было сделано недвусмысленное предложение, но он отказался.
-- Спасибо за предложение, -- серьезно ответил он. -- Но я не одобряю его методов и предпочту остаться на этой стороне.
-- А разве я предложил тебе иное? -- Девил тоже стал холоден.
-- Мне так показалось, -- отвечал Лилей без прежней нежности в голосе, и казалось, что земля разверзлась между друзьями, такими чужими и жестокими они стали. Только в этом сейчас они были едины.
Потом они говорили еще о чем-то, смеялись, как ни в чем ни бывало, а, когда прощались, старались не замечать мимолетной душераздирающей боли в глазах друг друга.

-- Ты спас меня. Зачем, Девил? -- с печальной улыбкой спросил Лилей, опуская свой меч. -- Лучше бы этот горемыка убил меня, прежде чем я встретил в бою своего друга. Теперь один из нас должен свершить тяжкий грех, но, поверь, я с радостью обнажу свою грудь для твоего удара.
Его изящная рука скользнула под белый шелк на плече, и он расстегнул ворот своего серебристого комбинезона. И делал он это с такой абсолютной уверенностью, с таким покорным спокойствием, что Девил невольно остолбенел.
-- Довольно! -- прокричал он, очнувшись от оцепенения. -- Ты с ума сошел! Неужели ты думаешь, что я смогу убить тебя, своего брата, даже если мы и стали врагами?!
-- Тебе придется это сделать, потому что я никогда не подниму на тебя руку.
-- Спасибо! Но я не нуждаюсь в тех благородных чувствах, которые ты мне выказываешь, -- твердил в гневе Девил, хотя растерян он был не меньше Лилея и не знал, как им теперь быть. -- Ты мог хотя бы подготовиться к такому повороту событий, ведь ты же знал, что я ухожу вместе с твоим отцом, и мог предвидеть, что если мы и встретимся в бою, то только врагами.
-- Мы оба многое могли предвидеть, -- отвечал Лилей, -- но встречи все равно бы не избежали. Так и случилось, не смотря на все мои безуспешные попытки остановить эту войну в самом ее начале.
-- Никто не внял твоим мольбам: ни отец, ни Наместник, ни Он, а бьешься ты на Его стороне. С кем же ты, с ними или с нами?
-- Ни с одним из вас, -- без надежды в голосе обратился Лилей к Девилу. -- Мое сердце не согласно с разумом. Разум говорит, что во всем прав Наместник, что я должен идти за ним, а сердце зовет меня к отцу, к тебе. Я стою меж двух огней...
-- Что это такое?! -- сердито крикнул Наместник, подъезжая к Лилею на белой гарцующей лошадке. -- Сражайтесь!
-- Нет, -- спокойно ответил Лилей, даже не взглянув на него. -- И не требуйте объяснений.
-- Простите, я, кажется, ослышался? -- переспросил Наместник, пораженный отчасти этим горделивым тоном. -- Я приказываю вам, Аген!
-- Нет, -- повторил тот, улыбаясь. За последнее время у него появилась странная привычка улыбаться своей смерти в лицо.
У Девила похолодело внутри от неотвратимого взгляда Лилея. «Что ты делаешь?» -- с ужасом подумал он, а Наместник продолжал:
-- Вы забыли о нашем недавнем разговоре, Аген? Я отдам вас под трибунал!
-- Тогда мое сегодняшнее решение ничего не изменит. Девил мой друг, более того -- он мой брат, и вы не заставите меня.
-- Хорошо! -- зловеще произнес Наместник. -- Тогда я сам это сделаю!
Он занес свой меч над головой Девила и разом опустил его. Раздался страшный, режущий слух звук соприкоснувшегося металла, из-под которого вырвался сноп искр.
-- Не смейте! -- отражая удар, потребовал Лилей, и голос его звучал подобно голосу повелителя.
Терпение Девила кончилось. Он медленно двинулся по направлению к Лилею, уговаривая его:
-- Хватит! Самопожертвования хватит! Ты же губишь свою душу, и все из-за меня. Я польщен. Но я не желаю видеть тебя ни в аду, ни близ него. Пожалей меня. Пусть поединок решит кому жить, а кому умереть. Прошу тебя.
-- Нет, Девил, никогда... -- ответил Лилей и получил пощечину. У Девила рука была тяжелой, и, когда Лилей, вздрогнув, отступил назад, на его белой щеке горел след от его удара.
-- Как там говориться... -- начал Девил и ударил Лилея по другой щеке. -- И кто ударит тебя по одной щеке, подставь другую? Или я запамятовал? -- еще удар. -- Надолго ли тебя хватит, Аген?
Он вновь занес руку, но Лилей, к долгожданной радости Наместника, пустил в ход свой меч, да так быстро и ловко, что Девил едва успел отскочить в сторону.
Наместник удовлетворенно качнул головой и отъехал по своим делам. Так или иначе, он добился своего.
Диалог между друзьями продолжался, только теперь вместо них самих говорили их мечи. Глядя издалека, можно было подумать, что они смертельные враги, с такой дикой страстью они сражались. Они оба в совершенстве владели своим оружием -- так что этот поединок мог длиться до бесконечности, бесконечная череда атак и защиты. Друзья старались не смотреть друг другу в глаза, боясь увидеть в них лютую ненависть, которая лишила бы их последних братских и дружеских чувств.
Но всему приходит конец, и внезапно в порыве душевной боли Лилей с нечеловеческой силой нанес очередной удар, что Девил просто не смог или не захотел его отразить, и стальной клинок по самую рукоять вошел в его тело.
Лилей стал белее полотна, крик ужаса и мольбы застыл на его дрожащих губах, его небесные глаза наполнились слезами, руки задрожали, словно его всего пронзил электрический ток. Он не мог ни пошевелиться, ни закричать, только смотреть на Девила, который, выронив из руки своей клинок, съехал с острия к его ногам.
Лилей, отшвырнув подальше свой меч, рухнул на колени и бережно приподнял Девила.
-- Прости меня, -- услышал он тихий стон, -- так нужно было. Один из нас должен был искупить мой грех, иначе я увлек бы тебя за собою в бездну.
Лилей, казалось, не слышал его. Встряхнув свои онемевшие руки, он собирался исправить содеянное зло, но Девил его остановил.
-- Я привык сам платить по своим счетам, -- прошептал он, сжимая в своей руке его руку, которая могла исцелить его рану. -- Так что не стоит этого делать.
И Лилей в голос зарыдал:
-- Мое сердце, Девил! Господи, что ты сделал?! Зачем ты это сделал... Я не чувствую своего сердца! Оно словно остановилось, и вместо него в моей груди пульсирует адская боль.
-- У тебя шок, -- успокаивал его Девил. -- Ты сможешь пережить это, и все вернется на свои места.
-- Но никогда не будет все по-прежнему.
-- Не говори так... Пусть мы стали врагами, но навсегда остались друзьями. Моя смерть будет тому доказательством.
-- Нет!.. Я не хочу...
-- Чего ты боишься? Ты не спасовал перед Наместником, тебе ли теперь чего-нибудь бояться. По твоему, я не подумал о тебе, -- Девил из последних сих крепился. -- Я думаю о тебе каждую минуту еще отведенной мне жизни, и мысль о тебе и твоей судьбе не померкнет для меня и в жизни будущей. Ты сделал свой выбор и без страха и сожалений иди по тому пути, который избрал для себя сам. Не без нашей помощи, к сожалению, но менять его поздно... У меня никогда не было родного брата, но, думается, что даже если бы и был, вряд ли бы мы были столь близки с ним, как с тобой.
Он сильнее стиснул руку Лилея и замолчал, глядя в темное небо, по которому зигзагами прыгали молнии и откуда раздавалась барабанная дробь грома.
-- Я никогда ничего не видел, кроме света, -- Девил улыбнулся и тихо прошептал, -- и вдруг -- дождь. Твой отец говорит, что на Земле он идет часто. Интересно будет узнать, правда ли это?
Лилей поднял пылающее от слез лицо к грозовому небу. Он и сам видел дождь впервые, и в тот момент он показался ему слезами звезд, такими же соленными и горькими, как и его собственные, что прохладной росой омывают тела своих погибших детей и плачут вместе с ним об их злосчастной судьбе. Потом он взглянул на Девила, но тот был уже мертв; остекленевшие глаза навеки остановились на мраке небесном.
-- Нет, -- прохрипел Лилей и настойчиво потряс Девила за плечо. -- Не надо... Девил...
Это было подобно буре среди мирных вод океана, внезапному урагану чувств, который скорее мог сжечь самого Лилея, чем причинить вред стороннему наблюдателю. За эту войну чего только Лилей не повидал: и боль, и страдание, и смерть, но никогда не мог себе представить, что он станет палачом своего друга. Самое страшное, чего мы не ждем, но чего больше всего боимся, всегда случается, и словно молния поразила Лилея.
Ни крик, ни слезы, ни мольбы не могли вернуть Девила и утраченного блаженства, покоя душевного.
-- Прощай, брат, -- прошептал Лилей, закрывая Девилу глаза, и нежно поцеловал его в еще теплые уста. Странный сладковатый привкус ощутил Лилей на своих устах и резко огляделся кругом: ему послышался шелест чьих-то одежд, тихий и чуть уловимый звук, от которого замирает сердце и кровь стынет в жилах. Он никого не увидел, кроме бесчисленного множества изрубленных тел аггелосов, и, в последний раз окинув тело Девила безутешным взором, поплелся неведомо куда. Куда? Не важно, лишь бы подальше от всего этого...

Битва была окончена, и Лилей видел, как Наместник со всей своей немногочисленной свитой обходил убитых и над каждым совершал обряд прощания: закрывал глаза, целовал в лоб и произносил: «Да пребудет мир с тобой»; после этого тела сами собой исчезали, испарялись как снег под солнечными лучами.
Но необычным показалось Лилею то, что Наместник проделывал этот обряд даже над телами врагов: после предыдущих сражений их тела всегда обходили стороной. Значит, и ему что-то отравило радость победы, иначе бы он не ходил здесь сейчас такой потерянный и смущенный. Еще вчера Лилей обрадовался бы этому факту, но сегодня ему было уже все равно, и, не желая этой встречи, он поспешил уйти.
-- Аген! -- окликнул его Наместник. -- Не ожидал... Вы плачете?
-- Да, -- спокойно отвечал Лилей, -- я скорблю по своим друзьям, по этому прекрасному миру, что жил когда-то в мире со своей совестью.
-- А мне кажется, что вы скорбите по участи вашего отца, которому не удалось добиться своего?
-- Он жив?
-- Да. Я отпустил его на Землю вместе с его сообщниками, -- он сделал знак стоящему рядом юноше наполнить вином серебряную чашу дружбы. -- Пусть они сами теперь разбираются.
«Значит, он был прав», -- подумал Лилей, и ему полегчало на душе.
-- А, помните, вы сомневались? Вы сомневались, что мы победим, а мы победили, -- он принял из рук юноши чашу вина и добавил: -- Хотите? За победу!
Что-то кольнуло Лилея в самое сердце, кровь ударила в голову.
-- Да.
Наместник, вознеся над головой чашу, произнес следующий тост:
-- За нашу победу и за низвержение Светоносца!
Некоторые аггелосы, услышав эти слова, даже зааплодировали Наместнику. Он отпил из чаши и протянул ее Лилею. Тот принял ее, но вместо хвалебной речи вдруг сказал такое, что повергло в ужас не только случайно здесь присутствующих, но более всего самого Наместника.
-- Мой отец выиграл эту войну. Он одержал над вами победу, -- трепет пробежал по сердцу каждого, кто слышал его сейчас, а Наместник побледнел как смерть. -- Вы сами добровольно пришли к нему и стали частью мрака, потому что, вопреки всему, нельзя отстаивать добро и истину, убивая, и ничем не оправдаешь убийство своего брата. Светоносец победил, и я пью за эту победу, добиться которой ему помогли вы сами.
Лилей говорил спокойно, даже тихо, но так внятно, так понятно каждому, словно это было откровение свыше. И, сделав лишь небольшой глоток вина, он швырнул бокал под ноги Наместнику, сраженному насмерть страшным признанием. В нем было столько горькой правды, что Наместник никак не смог возразить Лилею, прежде чем он ушел.

Он долго плутал по *** и вокруг города, где-то между жизнью и смертью, от которых ему остались только воспоминания, но и они не приносили облегчения -- напротив, еще больше подстегивали страдание. Он думал о том, что произошло? Как он, проповедующий любовь и милосердие к своим врагам, мог убить своего брата, и все из-за каких-то пощечин, снести которые ему не позволила его гордыня? Смиренник с душой дьявола! Он заслуживал смерти больше, чем Девил.
Находясь в таких мрачных раздумьях, Лилей добрел до окраины города и без сил опустился на ту самую скамейку, где он последний раз говорил со своим отцом. Но недолго он сидел на ней один.
Очень скоро подле него появился аггелос в черном одеянии и с белоснежным шарфом на шее. Он был очень красив: иссиня-черные, как крыло ворона, кудри ложились на его мощные плечи и по особенному оттеняли белое, как снег, лицо; глаза его были такими черными и глубокими, что в них не было видно зрачка, и ни одно живое чувство не отражалось в них. Его глаза -- как бездонный колодец, отражали чувства тех, кто смотрел в их влажную поверхность, но не его собственные. Во всем же остальном он ничем не отличался от других аггелосов в городе, но Лилею почему-то показалось, что и он чужой гость в этом мире.
-- Я не помешаю тебе? -- спросил Незнакомец; его голос умиротворял душу и успокаивал, низкий и нежный. -- Может быть, мне уйти?
-- Отчего же? Останьтесь, если хотите, -- рассеянно отвечал Лилей, ничуть не смущенный некоторой фамильярностью Незнакомца. -- Сегодня я убил своего друга.
-- Я знаю. Я видел, как ты плакал над его телом, как ты страдал от того, что сделал. Но не печалься о нем более: он умер для тебя и для всех, его имя навечно вычеркнуто из летописи вечноживущих, но он жив для Земли и ее обитателей. Его смерть здесь -- всего лишь перерождение; боль укрепила его эфирную сущность для новых испытаний.
-- Вы не осуждайте меня?
-- А я должен? Не вижу в этом смысла, -- честно признался Незнакомец. -- Я не сужу того, что случилось, и не оправдываю ничего. Да и кто я такой, чтобы быть тебе судьей, если легко догадаться, что ты осудишь и накажешь себя сам? Учти только, что материя Земли грубее, чем ты предполагаешь. Хватит ли у тебя сил выдержать ее суровую действительность и никому не причинить вреда, если какие-то три пощечины заставили тебя гневаться? И если ты погибнешь, не будет ли это значить, что Девил зря пожертвовал собой? Подумай еще и не принимай таких скоропалительных решений.
-- Я уже подумал, -- твердо ответил Лилей, не задумавшись о том, откуда его собеседник знает о его решении, -- и не изменю своего решения, не смотря ни на что. Я буду искать на Земле справедливости.
-- Ты считаешь, что нет справедливости здесь? -- перебил его Незнакомец.
-- Я не видел ее.
-- А что, по твоему, должно быть справедливо? Эта война? Ты видишь в ней лишь двух противников: своего отца и Наместника, который выступает от Его имени, -- и не можешь разрешить вопроса о том, почему они не могли встретиться в бою один на один, не доводя дело до бойни? Но иным дано провидеть замыслы Божьи.
Светоносец, твой крестный отец, повинен в грехе гордыни, и война эта была испытанием для всех аггелосов, Его испытанием, с которым никто из вас не справился: гордый человек много гневается. Но своего Он все-таки добился. Наместник победил, но победа, за которую он заплатил многими жизнями -- он нашел для себя хорошее оправдание: все, что он делает, он делает на благо будущим поколениям, и все с ним согласятся, потому что не все увидят в этой войне испытание, не все поймут, -- победа омрачилась для него сознанием того, что он тоже гордец и вполне мог оказаться на месте Светоносца. Война умалила всех.
-- Тогда я, а не Девил, должен гореть в аду, ведь я тоже предатель.
-- По-твоему, это было бы справедливо? Ты ничего не знаешь о справедливости. Ты зовешь смерть, но в ней нет справедливости -- одно лишь успокоение.
-- Он позволил мне убить себя.
-- Почему ты так думаешь?
-- Потому что знаю, что он был лучшим воином, чем я. Он никогда не задумывался во время поединка о том, будет ли больно его противнику, если он его ранит, вспомнит ли кто-нибудь о нем, если он будет убит. Он никогда не мучился с принятием решения: если пред тобой противник, он должен быть повержен; ни нет, ни может быть, а повержен. Он никогда не тяготился принятым решением, даже если противник был повержен в шутку. Он никогда ни о чем не задумывался...
-- А тебе и ратное дело было в тягость, не так ли? Ты с большей охотой читал бы книги и играл на свирели, чем участвовал в игрищах? Но твои товарищи всегда поднимали тебя на смех, когда ты начинал говорить им о вещах, для воина совсем посторонних, им чуждых: о красоте, гармонии, любви?
-- Да, -- признался Лилей и добавил: -- И не только об этом; о том, что противоположно если не красоте, то гармонии и порядку. Мне иногда не вериться, что я мог столько времени, если верить словам отца, прожить здесь, в покойной неизменности времени и пространства, прожить так долго и не сойти с ума от света и тишины.
-- Ты человек. Вполне естественно, что тебе не хватает красок и их оттенков, не хватает полной звуковой гаммы, не хватает остроты и разнообразия восприятия... Ты -- я говорю это не без грусти -- принял правильное решение: тому, кто имеет душу, нечего делать среди этих истуканов. Аггелосами движет единая воля, единый дух, но души у них нет. Это привилегия людей.
-- А в чем разница?
-- В оттенках, -- загадочно ответил Незнакомец. -- У всего есть оттенки, даже у чувств. Ты поймешь это со временем. Ты, конечно, можешь сказать, что читал об этом. Но, поверь мне, существует разница между написанным и действительностью и особенно это касается того, о чем ты читал.
Лилей хотел было еще спросить его, но Незнакомец вдруг рассмеялся:
-- А ты настойчив, себе во вред. Вместо того, чтобы отогнать мысль о случившемся, ты задаешь себе, да и мне тоже, дурацкие вопросы, ответы на которые сейчас ничего не значат и ничего уже не изменят. Этим ты только продлеваешь свое мучение, хотя как знать, может быть, оно тебе даже нравится, -- после такой отповеди Незнакомец примиряюще улыбнулся: -- Я отвечу на твой вопрос, который ты не успел мне задать. Любовь! Да! Я в жизни не встречал более справедливого судьи и более жесткого палача: она дает нам только то, что мы заслуживаем.
-- Если это и так, -- заметил Лилей с чуть заметной улыбкой, -- то в ваших устах эти слова звучат как-то неестественно.
-- Ты прав. Не мне говорить о том, справедлива ли любовь, но ты первый начал.
-- Что же будет дальше?
-- Меня это мало интересует.
-- Вам безразлична наша дальнейшая судьба? -- удивился Лилей. -- Судьба, которую вам тоже придется разделить вместе с нами?
-- Нет, у меня своя судьба, и у тебя будет своя, когда ты спустишься на Землю, и дела небесные будут тебя касаться лишь задним числом, как и меня. Мне нет дела до того, из-за чего аггелосы искромсали друг друга. Я должен лишь исполнить свой долг.
-- В чем он состоит?
-- Я исцеляю тела от боли. Я успокаиваю страждущих и указываю им путь дальше.
-- Почему я не знал вас прежде?
-- Никто не вправе знать обо мне до определенного часа в своей жизни. Но придет время, и мы познакомимся очень близко.
-- Когда?
-- Не знаю. Этого никто не знает, -- Незнакомец рассмеялся и склонился к самому уху Лилея. -- Да тебе это и ни к чему, Геспер, потому что, не ведая о моем существовании, не видя меня, ты смог меня услышать.
-- Как ты назвал меня? -- переспросил Лилей. -- Кто ты? Я знаю тебя, чувствую, что знаю, вот только вспомнить почему-то не могу. Кажется, я видел тебя во сне.
Незнакомец взял его за руку и поцеловал в ладонь.
-- Что ты делаешь? -- удивился Лилей, но руки отнимать не стал; боль отступила, он более не ощущал никакой утраты. -- Почему ты так на меня смотришь?
Он стал смутно припоминать что-то... Над его головой нетерпеливо носился северо-западный ветер; он то приставал к плакучим ивам, склонившим свои ветви в речные воды на дне оврага, и теребил их за космы, то принимался за серебристые локоны Геспер или за страницы его книги и всячески мешал ему читать. Сквозь ветви деревьев кровавые блики заката отражались в бегущем потоке, и река казалась золотою, она и петь стала как-то по-особенному: так поет золотой колокольчик, так смеется дочь дьявола. Геспер, раскинув руки, перевернулся на спину и поднял глаза к небу, по которому все стремительнее разливался стыдливый румянец. Ему было немного грустно: без Фороса, без его постоянной суеты у изголовья его постели ему было холодно и одиноко в большом доме, и ночи казались длиннее и безнадежнее, даже звезды готовы пронзить его своими алмазными лучами вместо того, чтобы озарить его душу.
Вдруг что-то заслонило от Геспера и красное небо, и журчание воды, и шепот ив, и он осторожно погрузился в устрашающую тишину.
Он оказался в темной крытой галерее, колонны которой уходили в таинственную бесконечность, наполненные странным зловещим шорохом то ли чьих-то одежд, то ли соприкосновением чьих-то голосовых связок. Потом он увидел двоих...
-- Я вспомнил, -- сказал вдруг Лилей; медленно и с трудом подбирая слова, он пытался объяснить самому себе, что произошло. -- Я умолял их отпустить меня, но старший из них (хотя возраст не прочитывался по его лицу, горделивой осанкой и пронзительным взглядом он выделялся на фоне своего очень красивого юного спутника) сказал, что это невозможно, что я навсегда останусь здесь. Это были мой крестный, а юноша, его сопровождавший, -- Девил. Я долго плакал, и тогда Светоносец обещал, что отпустит меня куда угодно по моему желанию, но только после того, как мы разопьем чащу дружбы. Я отпил из кубка вслед за ним, и разум мой, должно быть, помутился...
-- Тебя напоили водой забвения.
-- Нарцисс!? -- воскликнул Лилей, словно только что его увидел.
Незнакомец просиял, глаза его засверкали. Он заключил белокурую голову Лилея в свои ладони и поцеловал его в соленые от слез уста.
-- Господи, спасибо тебе за такой сон! -- прошептал Лилей, задыхаясь от переполнявших его чувств.
-- Я не сон, Лилей, -- отвечал Незнакомец, заключая мальчика в объятия. -- Я здесь, я с тобою. Как долго я тебя искал, мой дорогой мальчик! Идем со мной, -- добавил он. -- Идем со мной прямо сейчас.
-- Да! -- ответил Лилей и зарделся, как роза.
Тогда, взявшись за руки, Нарцисс и Лилей поднялись со скамейки и исчезли, растворились в белой пелене, оцепеняюще шелестя одеждами.

@темы: Sамоубийцы, наблюдашки

---

О Короне и Королевах

Большинство моих коллег уверены, что после конкурса, у меня на голове выросла Корона! Я тут же начала задирать нос и перестала понимать шутки. А что, я тоже всего лишь пошутила?
Они и не догадываются, что корона была на мне всегда. Просто они ее в упор не видели.

Подведение итогов... Создание результата... Итак, вы... Белая Королева

Сестра Красной Королевы и полная ее противоположность. Она добрая отзывчивая, всегда готовая помочь и поддержать. Она создает атмосферу простоты, элегантности, тонкости и дружелюбия. Она относится ко своей сестре справедливо и спокойно, что крайне удивляет меня, в особенности после таких злодеяний, которые были совершены Красной Королевой. Этот персонаж является положительным и самым светлым в фильме "Алиса В Стране Чудес".

Пройти тест

Хм, неожиданно... приятно!

@темы: наблюдашки

---

Возвращение Курильских островов Японии временно откладывается

Сегодня подвели итоги регионального тура "Краса Свердловской магистрали_2014".
Разумеется, я не попала в список тех, кто поедет в Екатеринбург. Я знала, что так и будет: неформат (во всех отношениях) в подобных мероприятиях не приветствуется. И поэтому изначально относилась к этому конкурсу как к игре и не особо стремилась кому-то понравится. Главное, чтобы понравилось мне самой и моей маме.

Это было чертовски весело!
А моя презентация, кажется, повергла моих коллег в ступор. Они явно не знали смеяться им над моими словами или обижаться, зато они заметно оживились, пока меня слушали.


Как вы знаете, в интернете можно найти кучу тестов и опросов, серьезных и не очень. Несколько простых вопросов и зачастую не слишком оригинальных ответов – вот все, что есть в нашем распоряжении. Но выбирая из них тот или другой, легко можно узнать, например, на кого Вы похожи в фильме Ридли Скотта «Чужой»? Или…
Как в моем случае, на какое дерево Вы похожи?
Мне повезло хотя бы потому, что в этом опроснике, я могла дать свой ответ, и весьма развернутый, если пожелаю.

1. Ваше имя? – Евгения. В переводе с греческого «благородная» - выдаю после паузы совершенно не нужную информацию. А могла бы быть и Полиной. Нет, я ничего не имею против этого имени, но быть Аполинарией Александровной… От подобной записи в книге регистрации меня спасла только сказка «Цветик-семицветик».

2. Сколько Вам лет? – (загадочно улыбаясь) …ннадцать. (18+)

3. Вы человек? – Время от времени…

4. Вы мужчина или женщина? – У имен собственных женского рода окончание – ия, - менторским тоном ответил во мне филолог и с мстительным удовлетворением добавил: - Садись, Сидоров, два!»

5. Кто вы по знаку Зодиака? – Не рыба не мясо. Козерог одним словом.

6. А по Восточному гороскопу? – Большую часть своей жизни я была уверена, что Собака, я жила как «собака», я вела себя как Собака. И вдруг я узнаю, что я Петух, а Петух – это не Собака. Короче говоря, до сих пор не могу перестроиться.

7. Принимали ли Вы участие в каких-нибудь экспериментах? – Можно сказать да, но не в качестве подопытного кролика. Зато моя мама благодаря мне на личном опыте узнала, что значит выражение «искры из глаз» и что, когда на голове шевелятся волосы, ты реально это чувствуешь.

8. Кем Вы хотели стать в детстве? – Сначала великим сыщиком, как Шерлок Холмс, но об этом пришлось забыть, так как я никогда не любила химию. Потом исследователем морских глубин или астронавтом, но плавать я не умею до сих пор, а свою аэрофобию я преодолела только в прошлом году. Другими словами на момент окончания школы я при всем желании не могла стать ни тем ни другим. В результате я закончила филфак и на отлично защитила диплом по теме «Фаустианское начало в образе Ивана Карамазова в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». И, спустя некоторое время, устроилась работать на железную дорогу.

9. Кем Вы работайте? – О-о-о! у меня замечательная должность. Особенно если учесть, что я не очень дружу с техникой, что для Оператора ЭВМ весьма и весьма странно и непростительно. Я постоянно что-нибудь не то удаляю со своего компьютера, и провода искрят только у меня… Поэтому даже чтобы поменять на даче лампочку в люстре, я выключаю счетчик, выкручиваю пробку и для полного своего успокоения кладу ее себе в карман.

10. Ваше отношение к работе? – Когда все хорошо, в пятницу и в день получения зарплаты: «Ах, как же я люблю свою работу, ах-ах-ах!». Когда же случается что-то непредвиденное: «Я ЛЮБЛЮ свою работу!» (далее следует непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений).

11. Легки ли Вы на подьем? – Я так легка, что ни тебе поймать… А-а, Вы в том смысле, склонна ли я к авантюрам? По моему мнению, только этим и можно объяснить и мое желание изучать японский язык, и мою поездку в Японию и многое, многое другое. И, конечно же, мое участие в конкурсе красоты.

12. Как отнеслись Ваши знакомые, друзья, родственники к Вашему участию в конкурсе красоты? – Они в один голос сказали: НАКОНЕЦ-ТО!

13. Строите ли Вы планы на будущее? – Конечно. Если открыть мой ежедневник, то можно увидеть, что у меня в самых ближайших планах запланирована поездка в Екатеринбург. А также написание и издание книги под рабочим названием «Из жизни саралиманов (в скобочках офисного планктона), или что делать или не делать, чтобы не стать обедом». В дальнейшем я собираюсь организовать движение за мир во всем мире и вернуть Курилы японцам.

14. Ваш девиз по жизни? – Всему свое время. Жизнь уже ни один раз доказывала мне, что никуда не надо торопиться. Переживаешь, что куда-то опоздала или не сделала что-то, что планировала, подумай, может быть просто не пришло еще твое время. Например, в Питер я смогла уехать только со второго раза, потому что в первый раз я опоздала на поезд (на двенадцать часов).

Результат: Вы похожи на сосну. Своими корнями она уходит глубоко в землю (как и положено земному знаку), но в ее пышной кроне всегда гуляет ветер и поют птицы.

Ну да. Соловьи! И еще какие!

---

Я хвастаюсь?! Ну что Вы?! если только совсем чуть-чуть...

Простенько, но со вкусом.


Моя любимое! Из серии "Саломея, Уайльд, Обри Бердслей"


Ну как же без Себастьяна?!
Эта работа была призвана спасти меня от приобретения одноименной куклы, а я и вышивку вышила, и куклу купила в результате. Как я ни уговаривала себя в прошлом году, стоя посреди Акихабары в Токио, все было бесполезно: я бы не смогла вернуться в Россию без Него, я бы спать спокойно не смогла, зная, что Он был в моих руках, а я Его упустила!


Это действительно сапожок!
Я в нем нашему сенсею конфеты преподнесла на Рождество в 2011 году. Эх, славно тогда погуляли!

@темы: Мои вышивки

---

При хорошей женщине и мужчина может стать человеком

Моя личная жизнь до такой степени волнует моих коллег, что они спешат поделиться со мной своим опытом. При чем я их об этом не просила.
Я человек довольно-таки терпеливый, но когда-нибудь они дождутся, честное слово, и тогда мало никому не покажется.

Примерно это заявили мне сегодня на работе:

- Нельзя сразу получить хорошего мужа (мужчину) готовым, что его нужно воспитывать.
- Для этого у него есть родители, мама и папа. Они уже давно должны были это сделать, почему я должна этим заниматься?

Короче говоря, я поняла, что среднестатистический мужчина - это такой полуфабрикат (своих родителей), из которого умная женщина может сделать все, что захочет.

@темы: Мысли

---

Утратившим Свет посвящается

Год прошел, и все-таки я решила ее выложить.
Обычно фотки своих работ я делаю только тогда, когда собираюсь их подарить.
Например, две из них ныне прописаны в Японии, чем я очень горжусь!
Но с этой все не просто - она подарена (заочно) и в то же самое время является подарком мне. Такой вот парадокс.



Ничего не могу с собой поделать - я люблю, я все еще его люблю.

@музыка: JAM, Темный ангел

@настроение: улётное!

@темы: Мои вышивки, Темный ангел

---

Долеталась!

А-а-аааааааааааааа!!!!!!!!!
Я нашла косяк в своих художествах, косяк непростительный! И как я могла так опростоволоситься?!
Самое забавное, что меня в панику вводит ошибочно написанное имя, а не правильность (правдивость) описываемых событий.
Вот к чему приводит неконтролируемый полет фантазии.

@настроение: в тихом ужасе

---

Люблю! Люблю?

Зарисовка на тему "Монохромного фактора" (аниме)
Без рейтинга
Пара: Акира/Широгане
Большая просьба - не забывайте об авторском праве.

Однажды...

Акира проснулся посреди ночи.
Приподнял голову – ну, это уже ни в какие ворота?! Этот чертов белобрысый извращенец сидел на его кровати как ни в чем ни бывало, а минуту назад, наверняка, проделал тот же самый фокус, как тогда в классе, когда на школу напал кокучи.
Акира уже хотел возмутиться и согнать Широгане на пол, но… Если его разбудил своими приставаниями Широгане, то почему он… не рядом, не нависает над ним так низко, что эти яркие, изогнутые в лживой улыбке губы оказываются в непозволительной близости от его собственных и Акира замирает, как кролик перед удавом, под этим внимательным, все подмечающим, все понимающим взглядом? Почему он сидит так далеко, на самом краешке кровати, да еще и практически отвернувшись от него?
Не похоже на Широгане, на того Широгане, которого знал Акира.
Залитый лунным светом, как расплавленным серебром, сейчас он не более реален, чем сон, весь его облик кажется зыбким и изменчивым. Окликнуть, даже пошевелиться страшно – вдруг исчезнет, развеется как утренняя дымка над рекой.
Змейка косы, обвившаяся вокруг его прямой, как струна, спины, сверкает как драгоценность, слепят глаза белоснежные перчатки поверх темного дерева трости, – Широгане сжимает ее с такой силой, что еще немного и сломает, как тростинку, и сам этого не заметит.
-- Эй, Широгане… -- опасливо позвал Акира, но Широгане даже ухом не повел.
Кажется, он вообще был не здесь. Отгородился от Акиры, от всего окружающего мира своими волосами и широкой тульей шляпы, как маленький ребенок, который, играя в прятки, не прячется, а закрывает глаза руками, наивно полагая, что если он никого не видит, то и его никто не заметит.
Никогда еще Акира не видел его таким… беспомощным, уставшим и одиноким.
Невольно вспомнился разговор: «Сколько тебе лет?» -- «А на сколько я выгляжу?» -- «На сорок два». Акира тогда брякнул первое, что пришло в голову, а сейчас подумал о… вечности. И содрогнулся от своей следующей мысли. Широгане, по его собственным словам, искал его, Акиру, очень долго, а что значит это словосочетание «очень долго» в понимании того, чья жизнь соизмерима с вечностью? Сколько нужно человеческих жизней, по сравнению с его собственной, подобных горящей спичке, чтобы измерить это его «очень долго»?
Что-то, именуемое жалостью, закралось в сердце Акиры. Не думая больше ни о чем, не давая себе опомниться и передумать (ведь если он ошибся…), он приподнялся, приблизился к Широгане и порывисто обнял его сзади за плечи, вжался лицом в его напряженную спину. И замер, затаив дыхание и закрыв глаза. «Что я делаю?! -- пронеслось в голове. – Вот сейчас он поймет, что его розыгрыш увенчался успехом, обернется ко мне с довольной улыбкой и опять заворкует свое отвратительное «Акира-кун!» Думал, и сам себе не верил, и ждал, и слушал его сумасшедшее сердце.
А потом – вечность спустя – поверх его руки легла рука в белой перчатке.
-- Акира? – несмело, одними губами на выдохе.
-- Угадал! – выдохнул мальчик. В какой-то момент Акире подумалось, что Широгане может назвать другое имя, и это его бы не обрадовало, совсем. – Проснулся наконец-то?
-- Я не уверен… -- в голосе непонимание. – Акира, я…
-- Молчи! – не резко, но вполне серьезно. – Не говори ничего.
Хвала небесам, Широгане благоразумно не проронил ни звука, когда Акира отобрал у него трость, шляпу и перчатки и, как куклу, втащил несопротивляющегося короля теней к себе под одеяло. Возможно, у него просто не осталось сил на фиглярство: чрезмерное напряжение сменилось всепоглощающей слабостью.
В любом случае Акира не хотел думать о том, что еще одной вероятной причиной такой покорности со стороны сина мог быть страх – страх сделать или сказать что-то, что оттолкнет Акиру, нарушит это хрупкое равновесие, установившиеся между ними, страх спугнуть это нежданное нечаянное счастье. Ведь если поверить в это, в то, что Акира нужен Широгане не только как товарищ по битвам или как будущий король рей, столь необходимый, по его словам, для поддержания баланса, а сам по себе, то придется поверить и его словам о любви. Вот дьявол! Как можно кого-то любить заочно?!
«Он просто очень устал, -- Акира отмел все мысли, кроме этой, прижимая Широгане к себе и уже засыпая. – Отдохнет, отоспится и завтра, вот увидишь, опять примется за старое».

Следующее утро началось с банального:
-- Что ты в моей постели забыл, извращенец!? Ну-ка, брысь! А то не посмотрю, что ты король.
-- Но, Акира… кун…
Темно-синие глаза в угольной обводке распахнуты в недоумении, самом искреннем.
-- Что?! – взвился Акира. – Видел сон с моим участием? Живо из кровати, кому сказал!
-- Я так хорошо отдохнул, -- признался Широгане, потягиваясь. – Спасибо, Акира-кун! На полу не слишком удобно… Пустишь меня сегодня к себе в постельку?
«Кто бы сомневался?»
-- А в глаз не хочешь?!
-- Какой ты жестокий, Акира-кун!
-- Широгане!!!
-- Встаю, встаю.
Широгане тяжело вздохнул, принимая неизбежное, и поднялся тем плавным тягучим движением, которое так часто упоминается в фанфикшене для описания таких вот извращенцев, абсолютно уверенных в собственной неотразимости и сексуальности, и после которого объект их домогательств непременно должен изойти слюнями и согласиться на все, вплоть до бондажа и флагеляции. Однако Акира буквально закипел от ярости.
-- Извини, -- сказал Широгане, надвигая на глаза шляпу, и тени, притаившиеся под ее широкой тулье, скрыли от Акиры немного горькую, но такую нежную и благодарную улыбку.

@темы: фанфики, Монохромный фактор

---

Добро пожаловать...

Решила в очередной раз перечитать "Властелина колец" и пришла вдруг к неожиданному и неутешительному выводу - я живу в Мордоре.
И не потому что Россия восточнее Англии (Япония еще восточнее, если на то пошло), и не потому, что все западные страны когда-то нас боялись как огня, хотя Толкиен вовсе не имел в виду страну советов, когда писал свой роман, просто читаешь описание Темного края, посмотришь вокруг, людей послушаешь - Мордор!

@темы: мысли

---

Если у Вас в семье есть Козерог, Телец и/ или Дева, то Вам крупно повезло?

Отличительная черта всех Земных знаков, будь то Козероги, Тельцы или Девы, это абсолютная уверенность в том, что они всегда и во всем правы. Чужого мнения для них не существует, потому что чужое мнение всегда неправильное, даже в самых очевидных вещах.
Но есть и отличия.
Козероги, например, знают, что они правы, но при этом редко вступают в споры, особенно длительные. Им достаточно перекинуться парой фраз с оппонентом, и если их точка зрения не принята, они прекращают дискуссию (вариант когда каждый остается при своем мнении). Потому что Козероги знают, что они правы, а если кто-то думает иначе, это их дело. Если они (другие) настолько глупы, что не видят, не понимают очевидного, это их проблемы, зачем тратить на них свою энергию, пытаясь что-то им доказать: они же все равно ничего не поймут.
Совсем другое дело Тельцы. Они - идейные. Им мало того, что они знают, что они правы, им важно и другим донести эту информацию, убедить каждого в своей правоте и не важно, как много времени это займет. Обожают спорить, желательно громко, доказывая свое мнение (у меня мама и бабушка - Тельцы, и они могут по 4-5 часов спорить по телефону по вопросам политики, образования, истории и пр.), влоть до бросания телефонных трубок и серьезных обид с полным или частичным разрывом отношений. Очень обижаются, когда их не хотят понять и принять их точку зрения.
Девы - это вообще милое дело. Они, зная, что они правы, и имея свое особое мнение по каждому вопросу в этой жизни, чаще всего держат его при себе. Они никому ничего не пытаются доказать, они просто делают то, что считают нужным и правильным. А мнение других, несогласных, им до лампочки. Они вас выслушают, конечно, если вы вдруг со своими советами полезете, - Девы и Козероги умеют слушать в отличие от Тельцов, но и только!
Переубедить нас, естественно, НЕВОЗМОЖНО! Никого из нас, если не хотите проблем на свою голову. За нами всегда остается последнее слово, даже если оно не произносится вслух. С нами можно только соглашаться.
Правда, если у вас в семье есть представители всех трех Земных знаков, то дело труба!

@темы: мысли, наблюдашки

---

Кое-какие выводы

Не каждый человек, с которым тебя свела судьба, добрый.
Не каждый ангел, к которому ты обращаешься за советом и помощью, светлый.
Не всякий совет идет на пользу (к слову).
Не каждый, кто разъезжает на белом коне, рыцарь или принц.
Но, если так сложилось и ты встретил на своем пути чудовище, не уподобляйся ему, сам не стань монстром.
И помни, что люди сами создают чудовищ.

@темы: мысли

---

Разговор Бога с Габриэлем

Габриэль стоял посреди светлого чертога, не смея взглянуть на своего Господина, сегодня такого же юного и хрупкого, как стебелек цветка, но не менее могущественного, чем прежде, способного уловить малейшее движение его души.
Он не боялся, нет. Только не хотел делиться с Ним своей болью, хоть что-то желая оставить себе.
- Я все ждал, когда же ты придешь, - сказал юный Бог, и голос его прозвенел как серебряный колокольчик, - но ты предпочел, чтобы Я позвал тебя.
Изящным движением руки он пригласил архангела присесть.
Габриэль покорно опустился на табурет.
Какое-то время оба молчали, словно люди, каждый из которых думает о своем, не зная, с чего начать, да и стоит ли? Разве можно что-то изменить теперь, когда все рухнуло, когда он ушел и больше никогда не вернется? Разве найдутся для них, некогда безгрешных, слова утешения и оправдания?
- Тебе ли, своему любимцу, Я должен объяснять свой великий замысел?
- Нет, Господи, - глухим от тоски голосом отвечал архангел. - Теперь я прозрел. Мы все прозрели. Это был хороший урок.
Горькие мысли, горькие слова.
- Вот как?! И, значит, это все, что ты понял?
Снова повисла неловкая пауза.
- Кто вы для Меня? - начал вдруг Бог. - Мои любимые дети, мои первые и самые преданные помощники во всех начинаниях или просто слуги, которые должны беспрекословно подчиняться своего господину? Зачем Я создал вас? Не обманул ли Я вас, дав вам бумажные крылья вместо настоящих? Просторную клетку с невидимым переплетением прутьев вместо открытого неба? За что лучший из вас изгнан в вечную тьму? Как мог Я наказать его за то, что он такой, какой есть? Почему именно тебя Я попросил остановить его? Словно, кроме тебя, больше никому это было не под силу. Я слышу вас, Моих детей, растерянных и заблудившихся в собственных сомнениях. Вас всех, как, впрочем, и самого Люцифера, ослепил свет его заходящей звезды, и все кажется не таким, как есть на самом деле.
- Неужели?! - спросил Габриэль.
О-о, сколько яда было в одном этом слове!
Но Бог примиряюще улыбнулся:
- Тогда скажи мне, что ты видел? Ты видел, как брат твой, исполненный гордыни и прочих низменных чувств, поднял мятеж, как вы, Мои дети, как один поднялись против этой темной силы и сбросили ее в бездну, не так ли? А теперь скажи мне, о чем просил твой брат? - Габриэль поднял глаза на своего создателя, не до конца понимая, но постепенно смысл Его слов стал доходить до него и изумлению его не было предела. - Он хотел быть услышанным? Я услышал. Он хотел быть избранным? Он избран?
- Но лишь для того, чтобы ненавидеть Тебя?
Глаза цвета молодой листвы стали печальными, а улыбка Творца слишком горькой:
- К сожалению. И сейчас он возненавидит не только Меня, но и всех вас, само Мое твоерение и самого себя и своих товарищей по несчастью, как неотъемлемую часть Меня. Он принесет много зла и разрушений, подобно ребенку, считающему себя несправедливо наказанным, чей долг разнести в щепки чулан, в котором он оказался заперт. Я предвидел это, создавая его. Но миру, как ни странно, нужны подобные ему - без тьмы нет света, без войны не возлюбить мира, без отчаянья не познать счастья. И они, падшие, тоже мои дети, такие же, как и вы, светлые. Ловцы душ, которые, ускользнув от вас, обязательно попадутся в их сети.
- Он должен узнать об этом, - решил для себя Габриэль и поднялся. - Господи, позволь мне...
- Он знает, как и все вы, но он утратил веру, - голос Творца догнал его уже на пороге. - В гордыне своей он мнит себя великим отступником. Он всерьез полагает, что Я оставил его. Но я все еще говорю с ним, и, если захочет, он сможет Меня услышать. Но если нет, если он продолжит упиваться собственным отчаяньем и лелеять свою надуманную обиду, если усомнится в том, что он лишь часть Моего замысла, что предопредело было все, даже его бунт и падение, если поверит в собственные заблуждения, то место, где он сейчас предывает, действительно станет для него адом. Ведь ад - это не точка на карте мироздания, не конкретное место, где среди ледяных скал вечно пылает огонь, а состояние души. Сердце его не утешится, а боль не смягчится.
- Я все-таки попытаюсь все ему объяснить, - настоял на своем Габриэль и с легким поклоном вышел прочь.
- Он не поверит тебе, - напомнил сам себе Творец. - Пройдет очень много времени, прежде чем он поймет, что Я люблю его ничуть не меньше, чем любого из вас, что Я сожалею о нем, потерянном навсегда, о невозможности отменить принятое решение, что Я чувствую и свою ответственность за произошедшее. Ведь если любящий отец не объяснил своему драгоценному чаду, что есть добро и зло, то ошибки его сына, даже если они были неизбежны, всецело на его совести.

@настроение: творческое и мечтательное

@темы: Мысли, Темный ангел

---

Без комментариев

24.05.2012 в 02:26

Пишет  J-A-M:

Москва!
Помощи в рекламе прошу!
встреча вконтате vk.com/event38800362

by Ши-сан

---

Я расправляю крылья_2

02.05.2012 в 09:51

Пишет  J-A-M:

СанктЪ-Петербург. Скоро!

Распространение информации приветствуется!

---

Эйфория

Кажется, только сегодня, после того, как я добралась до дома и выспалась в нормальной постели, я в полной мере осознала свалившиеся на меня счастье! У меня явно земля горит под ногами, иначе как объяснить эту летящую скачущую походку, это безудержное желание касаться асфальта как можно реже, а то и вовсе оторваться от него!?
И бог с ним, что я больше сорока часов провела в поезде, и что я, как говорится, заплутала в трех соснах, пока искала "Маяк" (впервые со мной такое было), и что лишний круг сделала в поисках букета, и что апостол Петр не очень хотел пускать меня в рай, потому что мой оплаченный билет каким-то загадочным образом испарился. Потому что ЭТО того стоило!
И пусть я не успела сказать Джему ничего из того, что мне так хотелось, и не все я сделала так, как загадывала, главное - мы все-таки встретились! Вернее было бы сказать, что я просто попросила его замереть хотя бы на минуту. И он меня узнал! Особенно после того, как я вручила ему обещаю коробку конфет. А еще меня безумно порадовала его реакция на полученную от меня маленькую коробочку! Правда, для пущей уверенности в том, что я не ошиблась, я все-таки спросила его, понравился ли ему подарок или нет? И получила утвердительный ответ.
Джем все-таки потрясающий... человек? ангел? Я не знаю, как это объяснить... Мы знакомы только формально, через сеть, даже сейчас, но я не покривлю душой, если скажу, что встретила старого друга, которого очень давно не видела.
Если бы не поезд, я бы наверно так и осталась стоять на ступеньках "Маяка", пока бы все не разошлись.
Москвичи - такие счастливые и не пользуются этим. Ведь им достаточно сесть на метро, и они на месте.

Ладно, хватит. А то я уже сама не знаю, отчего плачу? От счастья? Или от его утраты?
Я знаю, это болят мои крылья. Так уже было. Я думала, что у меня их больше нет, но они напомнили о себе вот так - болью.
Это пройдет, все проходит, нужно только время, хотя бы немного...

---

Ку-ку!

Вспоминается один из моих любимых анекдотов, о том, что каждую весну Дункан Маклауд выходил на опушку леса и начинал изводить кукушек.

К чему я это?
В свое время на уроке японского один из нас упомянул часы с кукушкой. Марико-сан в своей привычной манере - нан деска?
Мы - ей: "Токей то тори", чем поставили ее вообще в тупик. Ну, подумаешь, соединили вместе часы и птицу? Чего так пугаться?
Марико-сан была в замешательстве. С часами ей все было понятно, но кукушка..? Что это такое? Ладно, птица. Но как она может быть вместе с часами?
Мы попытались объяснить ей, что к чему. Правда, начали издалека. Что кукушка - это птица, что она говорит ку-ку, что подкидывает яйца в чужие гнезда, а потом этот подкидыш избавляется от своих случайных братьев и сестер, что оперение у нее темное в белый горошек, который еще называют кукшкины слезы, и т.д. Одни юные натуралисты собрались, честное слово.
Марико-сан слушала нас внимательно, думала долго и, спустя некоторое время, упомянула символ мира.
Мы - ей: "Нет, символ мира - это голубь! А тут кукушка".
Короче через пять-десять минут, мы выяснили, что в Японии есть часы с птицей, но эта птица - голубь. Японцы! Что с них возьмешь?
И тут был задан самый главный вопрос, а что произносит этот голубь?
Вы удивитесь, как и мы, - ку-ку!

P.S.: А сейчас я предлагаю Вам испытать чувство гордости.
Зашел разговор об аллергии, и одна из наших учащихся сказала, что у нее аллергия на хлор (на хлорку в бассейне).
Марико-сан - нан деска?
А мы ей написали Cl - как в периодической таблице Менделеева.
На что Марико-сан спросила у нас, а все русские могут вот так сходу написать любой химический элемент или формулу?
Мы ответили утвердительно (кружок юных химиков!), правда, рисовать формулу воды или бензола нам не пришлось.

@темы: Сказание о японцах у подножия Уральских гор, Наблюдашки

---

Я расправляю крылья

Билеты выписаны, деньги отложены, все разногласия с членами семьи улажены, осталось подстричься и собраться - Москва жди меня!

@настроение: улетное, работать совсем не хочется

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра